|
Однажды Сергей Дацюк шел по городу, озабоченно пережевывая папиросу. Он решил бросить курить - в его возрасте эта пагубная привычка особенно опасна - и теперь постоянно что-нибудь жует.
Курить Сергей Дацюк начал рано, лет в двадцать пять, а потому процесс отучивания течет неровно, сопровождается болезненными явлениями. "Я научаюсь быть стоиком." - Успокаивает себя Дацюк в минуты тяжких приступов ипохондрии. И еще он думает: "Все, что не убивает, делает меня сильнее". - Этот изумительный афоризм он долгими зимними вечерами записывает в свой дневничок, втайне надеясь на то, что будущий биограф оценит подобную скромность: Дацюк никому не сказал, не стал афишировать приход к нему этой мысли, как факт познания мудрости, но лишь скромно подумал... Он шел по городу и хмуро, исподлобья разглядывал женщин. "Сей-час, - частенько говорит себе Сергей, глядя в зеркало, - когда я так возмужал и завершил мое созревание, мне нужна женщина. Пожалуй, сначала я что-нибудь напишу о ней." - И пишет... Свое видение женщины он снабжает поясняющим рисунком, отсканированным с обложки его старой ученической тетради по военному делу. Да, в то время как сверстники еще пускали пузыри, Сергей начинал мало-помалу догадываться, что к чему. Правда, что-то ему в последний момент подсказывает отказаться от авторских прав на рисунок. Итак, шел Сергей Дацюк по городу - безбородый. Бороду он надевает только по праздникам и когда посещает фотографа - это из скромности. Для него зрелость - суть таинство, дело глубоко личное; он и подумать не решается о том, чтобы дать намек. Город нравился Сергею, да и вообще - все нравилось. И арбузные корки ему по-душе, и Макс Регер, и рыбий жир: Богатство Вкуса. А еще он любит читать. Когда Сережа перечитал в пятый раз домашнюю библиотеку, ему сделалось грустно. Он потерял аппетит и теперь уже не мог, как прежде, в один присест одолеть обед, завтрак и ужин. Кроме того, заядлый в прошлом вегетарианец, он теперь нередко в те часы, когда все живое спит, совершал паломничество к холодильнику, чтобы тайком посмотреть - только посмотреть! - на мясо. И в кино он перестал ходить: поставит мэтра - Великого Чаплина, да и смотрит, а потом бессюжетный порнофильм - и тоже смотрит, обогащается, ну, а потом опять Чаплина. Заметив странности в поведении молодого члена семьи, мачеха подарила ему персональный компьютер и подключила "к Internet". Случилось это в конце марта, а уже в первых числах апреля Сергей не без гордости поведал дневнику свою тайну: "я научился ходить по Сети" - Написал он, а после этого с воодушевлением занялся исследовательской деятельностью или, как он сам полюбил называть ее, "исследовательской работой ресурсов Сети". В кратчайший срок ему удалось подготовить к публикации проблемный роман-трилогию "Каша", составленный из трех, написанных ранее, проблемных трактатов: "Горшочек вари", "Горшочек вари-2" и "Кашу ничем не испортишь". Позже он понял, что работа эта суть полемическая. Как только деятельность Сергея получила широкую известность и признание, он впал в задумчивость, во вполне объяснимую нерешительность, бывшую естественным следствием его природной скромности. Подписывать свои работы псевдонимом "борхес" он не мог, поскольку таким образом никак не содействовал бы укреплению популярности своего настоящего имени, которое его, "как это ни странно", устраивало, устраивает и впредь будет устраивать... Город, по которому шел Сергей Дацюк, был относительно крупным городом. "Я - городской житель." - Констатировал Дацюк. В сознании философа выстраивались схемы: точные, лаконичные положения будущей Доктрины и элегичным пунктиром связующие линии. А навстречу Сергею Дацюку шли жлобы. Другие жлобы настигали его и норовили толкнуть в спину. "Мое преимущество перед ними, - хладнокровно говорил себе Дацюк, - состоит в том, что я, во-первых, не жлоб, а во-вторых, не сноб. Мой трезвый взгляд на мир да будет в том порукой." Снобы же, расслабленные высокомерием, организованно шли наперерез Дацюку. И отворачивались от него. Когда Сергей Дацюк проходил близ сквера, его внимание приковала к себе группа дерущихся людей. Как аналитик, он не мог пройти мимо, ведь требовалось его вмешательство. Суждение стороннего наблюдателя здесь могло послужить делу воцарения Мира, который суть Война, но он же суть Перемирие, по-сути своей являющееся все-таки Войной, как та - все-таки Миром (да не возникнет здесь никакого парадокса). Философ укрылся за каменной тумбой и стал наблюдать, занося результаты анализа в блокнот. "Нападение, - писал он, - суть отступление. Только настоящее нападение может остаться незамеченным, хотя не заметить его невозможно. Всякий дерущийся - невольный провокатор, более чем провокатор, но и менее провокатор, нежели любой не-провокатор. Мой гадкий и несносный цинизм состоит в том, что я незрим, а ведь являюсь провокатором. Провокация, которая открыто заявляет о себе - это не инцест. Как всякий инцест, подлинную провокацию нельзя разоблачить, но не потому что так сложно, а потому что эстетически нецелесообразно, хотя и допустимо, и желательно. Это как аромат дерьма в давно опустевшей пивной кружке - я не боюсь о него обжечься." Пока писал, он совершенно позабыл о дерущихся, да и не в них была суть. Отложив же перо, Сергей Дацюк побледнел. "Черт возьми. - Пробормотал он. - А ведь я эссе написал! Настоящее эссе-миниатюру! Вот ведь как бывает в жизни! Это... это мой СТАРТ!!!" Так день 5 июля 1997 года стал первым днем первого теоретического года истинного летосчисления... Мы призываем всех здравомыслящих людей ополчиться против гидры дацюковщины, коварно проникающей в сознание и заваривающей там кашу полного идиотизма. |