| Чтобы сделаться в глазах ближнего честным, непонятым, "не от мира сего", но при этом не пораниться и не залить в чернильницу кровь, надо быть Дацюком. |
|
Тот, кому посчастливилось написать снотворную музыку, должен умереть, будь то сам Бах И. С. или кто-то из его хорошо воспитанных сыновей. Об этом я, кажется, уже писал. Более того, я писал и о том, что об этом я уже писал. Тем не менее, было бы ошибкой не написать об этом еще раз. Нам жизненно необходима фуга в условиях, когда первую встречную миниатюру принято ласково величать симфонией. Конечно, я опять о Дацюке, об этом невинном, простом, как сама святость, гениальном, как популярная энциклопедия, аналитике. Можете назвать меня сорвавшимся с цепи. Да, я сорвался, сошел с ума, причем, без всякого на то основания. Просто время пришло, и я готов отныне "травить" (именно это слово пришлось бы в данном контексте по душе Дацюку, я думаю) несчастного, "простодушного", "неоднозначного" Дацюка до тех пор, пока он не перестанет травить вокруг себя все живое. В конце концов, я оказываю ему услугу. Теперь он может окончательно увериться в том, что настоящее признание его мудрости станет возможным лишь в грядущем тысячелетии. Пусть самого себя произнесет вслух... Он желает быть в одном лице и "бесстрастным ученым" (занимается ведь он не размышлением, не поиском неких величин, а аналитикой - как это звучит; как должны мы робеть!), и отчаянным, бесшабашным поэтом, а потому и поворачивается туда, потом сюда. Ввиду того, что он еще и не хочет быть превратно истолкованным, я истолкую его не превратно... Чтобы внести ясность в вопрос относительно всякого рода филистерства, он говорит о "богатстве своего вкуса"! "О вкусах не спорят", тем не менее, они, эти отвратительные жлобы и филистеры, "ему чужды": они ходят мимо Дацюка, вернее, под ним, висящим, "переходят и превращаются друг в друга", приходят и уходят, а Дацюк остается - непреходящий. Богатство может служить порукой, да и вообще может служить чем-либо только тогда, когда его наличие доказано, а Дацюк и считает его доказанным, либо предлагает верить ему на слово, как первому и последнему человеку, познавшему зрелость. А в качестве доказательства: "Их безалаберность и нерасторопность меня порой убивает." - Фраза, должная символизировать чудовищную Свободу Дацюка, его непредвзятое и необычное, смелое отношение к проблеме Женщины... Так или иначе, мы не верим в богатство вкуса, чье бы то ни было, в самую ценность такого богатства и нужность его, и знаем, что "они ему чужды" по той причине, что сам он - ничто. Он не может быть ни жлобом, ни снобом, это понятно. И еще надо, чтобы все это услышали. Даже собственное гениальное прозрение о том, что спор беспредметен, не останавливает его. Надо отдать должное пищеварительному аппарату Дацюка. Как долго он работал, сколько всего абсорбировал, чтобы выдать наконец такие свежие, пахнущие типографской краской, лаконичные, а самое главное "свои" мысли. И, заметьте, выдать не за мысли, как таковые, но за нетленные ("неписаные") истины, только вот сей-час, впервые, воспринятые Дацюком всерьез - по-настоящему всерьез, по-зрелому. "Это показалось мне вовсе не парадоксом: сон - не смерть, но не проснуться и есть умереть." "Лишение жизни - тяжкий поступок." "Смерть - освобождение от тела." - Написать нечто подобное мог лишь зрелый человек, тонкий человек, способный по-новому возвращаться к старому. Зрелый Дацюк познал истину. Зрелый, он (будто бы невинно) кромсает пословицы и поговорки народов планеты, дабы найти внутри заветный камешек. И, несмотря на то, что там внутри ничего нет, все-таки находит - нечто эклектическое. А там и нутра нет. Тот, кто в тридцать лет ощутил опыт зрелости, в сорок, вероятно, уйдет искать темный, укромный угол, дабы там умереть. А если он "догадался индивидуально и интимно", но не о приходе своей - конкретной "мудрости", то возникает тревожный вопрос: почему не указан источник цитаты? Из скромности? Дацюк отождествляет себя с настоящим автором - опять-же, по-простоте? А знаете, со сколькими авторами он себя отождествляет? Нет, и не узнаете. По-моему, он отождествляет себя со всеми... Отождествление было бы несомненно лучшим концом... Но Дацюк далеко не наивен. Истинно говорю: уж он-то никогда не окажется в толльгаузе... Гораздо неприятнее (о! не для меня), но, может быть, не так уж и неуместно говорить об имитации. Он внушил себе, будто практикуемая им имитация происходит помимо его воли, вовне ее, а сам он не при чем. На случай же разоблачения у него наготове "нельзя, невозможно, зря и втуне"... И сколько у него еще наготове! - он-же зрелый, станет все выдавать понемногу, так чтобы до сорока лет хватило; а в сорок кончится "зрелость". "Вычитание Я"... Неужели Дацюк собрался вычесть свое Я? ("Как он отважен!" - Должно думать читателю) Нет! Его нельзя вычесть, потому что не из чего. Это он другим советует - по-праву самого начитанного, самого лучшего ученика, исходя из того, что все вокруг вообще-то подобны ему, но не такие прилежные. Дацюк святой, я подозреваю, что он и по земле не ходит. В связи с этим ему чужды соринки. Он попросту зацепился за какой-то шнурок и теперь висит - боится смотреть вниз. Добавим: ловко делает вид, будто ему страшно, да импозантно позирует. Его нельзя ни в чем уличить - именно потому, что он висит. И он теперь окажется еще более "непонятым" (а я сделаюсь "поверхностным", "не видящим сути"). А как-же! Он-то считал свои миниатюры такими чистыми, истинными, считал и радовался, как дитя... Надо понимать, что Дацюк "делает нечто больше, чем в однозначном режиме", и говоря о себе, говорит вовсе не о себе. Только с "богатством вкуса" вышла промашка: Дацюк случайно написал страшное слово "Я". На что он рассчитывает? Я скажу, на что! На читателя-дурачка, который поверит в то, что тексты Дацюка нечитабельны. А как ему хотелось бы, чтоб они были нечитабельными! Рассчитанные на читателя-идиота... Иначе бы не было "одиноких саксофонов", совершенно неуместных, а был хоть какой-то смысл... Не тождество между отдельным словом и его смысловым значением. Дацюк - вирус. Вы заразитесь им, как скаредностью неимущего! Он научит вас беречь бисер! "Что бы вы ни писали, не пишите всей правды", но "попадайте в струю"! Вы спросите его: "за что ты нас так невзлюбил?" - Но с него нет спроса. Он живо снизойдет к своему метаязыку и будет таков. Он всегда будет "делать тихо и незаметно, неслышно, неписано". Надо ли замечать Дацюка вообще? Я бы сказал: надо было. Вынудить Дацюка выйти из роли и саморазоблачиться - это была моя искренняя задача. Теперь, пережеванный, Дацюк мертв, и травля его мертва. Некоторые живые, к сожалению, не знают о том. |