Сегодня ровно в половине двенадцатого я посмотрел, нехотя оторвавшись от созерцания кончиков пальцев, в окно и с радостью отметил, что горит по соседству небольшой дом, населённый самыми обыкновенными горожанами. Огонь лизал каштаны, дорогие моему сердцу, и это причиняло мне боль и беспокойство. Конечно, каштанов много, все не сгорят, но всё-же обидно до слёз: ведь их растили. Их посадил однажды сам Ницше, а потом, когда Ницше неожиданно ушёл, за ними ухаживал Гессе. Такие деятели культуры, как Генрих Бёлль и Эрих Мария Ремарк, просиживали в беседке, в тени этих великолепных деревьев, дни своей жизни. Когда наконец и они ушли, попечительство над каштанами, как палочку (или флажок) в эстафете, перенял я. И вот теперь всё должно сгореть. К вечеру, вероятно, сдесь будет пустыня.
Продолжая наблюдение, я заметил, как из дверей горящей постройки и из её некрасивых, убогих окошек, лезут люди. Какие маленькие! Сжимают в руках предметы обихода, тащат, словно умные муравьи, наружу утварь, не теряют, значит, надежды. Вот-вот подоспеют гудящие, блестящие машины, и в борьбу со стихией включатся профессионалы, счастливые обладатели брандсбойтов, властелины вод, люди в красных беретах. А пока их ещё не видно, можно немного и помародёрствовать, под предлогом спасения случайно попавших в чулан ребятишек - украсть некую полезную вещь, скажем, миксер, или лопатку, или часы. Чем меньше получит огонь, тем отраднее человеку, как высокоорганизованной особи. Это называется (по-научному) менталитетом Спасителя.
Из огня с воплем вылетает обугленная женщина. За ней волочится дымящаяся кожа. Ничего страшного. “Щас подоспеют пожарные!” - Утешают женщину.
С весёлым всхлипом провалилась крыша, и тут-же, не давая опомниться, рухнула северная стена, расписанная самобытным местным художником. Разбушевавшийся сноп взвился тёмным силуэтом к солнцу, и заслонил его. Какой-то старик бегал с топором, подбегал к зачарованным зрителям, что-то с жаром доказывая. Замечая, что его не слушают, он свирепел, старался выцарапать глаза - его отталкивали, роняли. Он плакал, беззвучно раздирая рот, и снова бросался на кого-нибудь, целясь топором в лицо. “Каков, - подумал я, - гад!” - Наконец старика скрутили и, как он ни упирался, увели.
Приехала полиция и разогнала зевак. Но я мог продолжать наблюдение.
К полудню, правда, всё кончилось. Даже каштан больше не дымился. Я вздохнул, улыбнулся каким-то своим мыслям и пошёл чистить ботинки.