Большая белая ладья

На мостике штурвал один
и компас с топором.
Старик, суров и нелюдим,
по трапу вдруг взбежал.

На нём потёртые штаны
и шляпа набекрень.
Похож на Гёте он лицом,
но всё-же не поэт.

Его зовут Курым Эвной,
он гуру здешних мест.
Корабль чуть завидя мой,
взбесился старый плут.

Вот посохом стучит слегка
по палубе и лик
его сияет, а глаза
чудную грусть таят.

Ты кто, - ему я говорю, -
такой и что тебе
здесь нужно? Быстро отвечай,
не мямли и не лги!

Я вот пришёл, - он говорит, -
как будто просто так,
и сам не знаю, кто такой
я есть и как зовут.

Тут боцман, хитрый волк степной,
выходит на мостки,
штурвал он трогает рукой,
лихую песнь поёт.

Завидев боцмана, друзья,
пришелец оробел!
Он бледен стал и глаз его
подёрнулся слезой.

Я понял: что-то здесь не так,
какой-то саботаж
замыслил старец, как пить дать,
свершить из под тишка!

Мы с боцманом его берём
под мышки; в сей же миг
преображенье испытал
злокозненный старик.

Он в птицу превратился, гад,
и в небо улетел.
На том кончается, увы,
правдивый мой рассказ.